Десятого декабря на сцене Русского театра состоится премьера спектакля «Деревья умирают стоя» по пьесе испанского драматурга Алехандро Касона. Постановка будет бенефисом заслуженной артистки Веры Келле-Пелле, которая в этом году отмечает свой юбилей.

Для постановки спектакля в Якутск пригласили режиссера Алексея Ларичева. Алексей Иванович уже имеет опыт работы в Русском театре. Именно он поставил «Нас обвенчает прилив», «Лавина» и детский «Веселый Роджер».

— Алексей Иванович, некоторые определяют жанр пьесы «Деревья умирают стоя» как комедию, но я, прочитав произведение, ничего комедийного в нем не обнаружил.

— Это точно не комедия. Это история про чувства. История, балансирующая на лезвии бритвы, где перекос в одну или другую сторону ведет к провалу. Это история про то, что надо быть, а не казаться, она призывает жить полнотой человеческих чувств. Пьеса очень добротная, хорошо «склепанная», в ней есть все, что необходимо для хорошей постановки.

— Вы не в первый раз ставите эту пьесу?

— Нет, 14 лет назад я поставил ее в Тюмени. Это очень хороший материал для актрисы пожилого возраста, и раз в 40 лет в театре обязательно возникает необходимость поставить эту или подобную пьесу. В Якутск меня пригласили именно с этой целью и задачей — поставить конкретную пьесу под конкретную актрису, Веру Келле-Пелле.

Четырнадцать лет назад у меня была ровно та же задача — найти пьесу для бенефиса заслуженной артистки. Я перебрал все варианты в голове, потом пошел в библиотеку, и, к своему счастью, нашел «Деревья умирают стоя». Я уверен, что если ты ищешь пьесу, то и она тебя ищет. Это процесс обоюдный. Не бывает так, что нужный тебе материал приходит, пока ты лежишь на диване.

— В последнее время у зрителей и критиков принято разделять театр на «классический» и «современный», под последним, я так полагаю, понимают эксперименты, провокации и т. д. Вы сторонник какого направления?

— Разделять театр на классический и не классический — неправильно. Если в городе есть только один театр, то он обязан в своем репертуаре иметь и классические постановки, и экспериментальные, чтобы угодить наибольшему количеству зрителей. Любая пьеса — это ключ от какой-то двери, и, ставя на сцене только классические пьесы, театр открывает лишь одни двери, тогда как другие постоянно закрыты. Это неверно.

И, опять же, что такое классический театр? Всё, что нам сейчас выдают за эксперименты, уже было, это придумано не сейчас и не нами. Так что я бы не стал проводить таких разделений.

— В своих постановках вы строго следуете букве автора или позволяете себе вольности в пересказе?

— У меня есть правило: прежде чем самому трактовать, надо понять, что хотел сказать автор. Это лучше, чем примерять Шекспира на свою фамилию. Сначала пойми, что хотел сказать автор, какие мысли он закладывал в свое произведение. Хочется привнести что-то свое? Так напиши свою пьесу!

— Кто целевая аудитория спектакля «Деревья умирают стоя»? На кого вы работаете?

— Это среднее поколение. И это женщины. Вообще, я заметил, что 80% зрителей — это женщины. Но, если спектакль родится живой, то на него пойдут и молодежь, и старшее поколение.

— Вы поставили «Деревья» 14 лет назад в Тюмени и сейчас ставите в Якутске. Есть различия между этими постановками?

— Конечно, они будут отличаться внутренними ходами. Знаете, то, что я говорил в самом начале о «быть, а не казаться», сейчас более актуально, чем четырнадцать лет назад, сейчас люди все больше стараются казаться кем-то, кем они на самом деле не являются.

— То есть, пьеса, написанная в сороковые годы прошлого века, со временем становится всё современнее?

— Да. Получается так. Пьеса выглядит современнее. Когда главная героиня в конце делает выбор, это выбор не только автора, не только героини, это выбор того, каким путем должны идти и развиваться общество, страна.

— У вас настолько глобальные взгляды…

— А так и должно быть! Любой театр должен к этому стремиться. Театр — это сфера, которая объединяет, обобщает. В этой пьесе мы говорим о мере, о «по чуть-чуть», из этих чуть-чуть и складывается наша жизнь. Я убежден, что целое состоит из отдельных мелочей.

— Если я не ошибаюсь, то ваша фамилия фигурировала в паре материалов, посвященных речи Константина Райкина о цензуре, и в новостях, связанных с событиями, произошедшими после. Каково ваше отношение к цензуре в России?

— Не все, на мой взгляд, верно поняли посыл Константина. Он говорил о «цензуре» в разрезе чиновничьего хамства. Дело в том, что у руля находятся дилетанты. Понимаете, раньше к секретарю обкома было проще попасть, чем сейчас к председателю департамента или отдела культуры. И они, пользуясь своей это напущенной важностью, пытаются диктовать деятелям культуры свои взгляды и мнения.

— Но Райкин же еще говорил и об общественниках, которые по своей прихоти перекрывают входы в театры и обливают мочой фотографии и картины.

— Мне одинаково неприятны и общественник с банкой мочи, и режиссер, ставящий спектакль про гомосексуалистов и показывающий это на сцене. Но имеет ли право режиссер на эту постановку? Безусловно. Но не в государственном театре и не на государственные деньги. Хочешь это делать? Иди в подвал, открывай свой театр и не жалуйся потом, что на мерзость государство тебе не дает денег.

«Якутск Вечерний»